Медиистика и Декабристика |
Автор: Alexander Lyusiy |
Оказывается, дело литературы — не отражение современного бытия, а предвосхищение-предупреждение будущего. Такова главная идея рожденной из духа медиа книги Александра Люсого «Поэтика предвосхищения: Россия сквозь призму литературы, литература сквозь призму культурологи: теоретическая комедия», восполняющая критическую «недостаточность» текущего литературного и медиального процесса. Книга готовится к выходу в свет в московском издательстве Товарищество научных изданий КМК, предполагая стать, по замыслу издателей, одной из сенсаций ближайшей ярмарки интеллектуальной литературы non-fiction, которая открывается в Москве в ЦДХ 30 ноября. Ранее в этом издательстве выходила книга А. Люсого «Нашествие качеств: Россия как автоперевод», по версии газеты НГ-Exlibris одна из 50-ти лучших книг 2008 года: http://exlibris.ng.ru/subject/2008-12-25/1_itogi.html Предлагаем еще одну из ранее не опубликованных рецензий из этой книги. ДЕДЕКАБРИЗАЦИЯКак войти в историю медиаметафорами. Эрлих С.Е. Метафора мятежа: декабристы в политической риторике путинской России / Предисловие Натальи Морарь. СПб.: Нестор-История, 2008. Эта книга — заметное явление на современном интеллектуальном горизонте, благодаря своей дискуссионности. Автор, историк Сергей Эрлих, защитивший кандидатскую диссертацию «Декабристская легенда Герцена», изучает живучесть декабристских метафор в эпоху «нового русского термидора», обращаясь при этом к «языку наших детей, которыми глаголет грядущее» (введение так и называется — «Новый русский термидор в зеркале интернет-революции»). Первый сюжет «14 декабря на НТВ: оживление метафоры» посвящен тем, кто начали актуальную метафоризацию культурно-исторической памяти нации, первыми артистично оживлили исторический миф — политику, устремленную в будущее. Это — НТВ с программой «Куклы». Один из ее выпусков — «Декабристы». Император Александр (обратившийся старцем Федором Кузьмичем) с прорезиновым лицом президента Ельцина передает трон «преемнику» Николаю в облике гуттаперчивого мальчика Путина. Именно этот «кукольный» сюжет, по мнению автора, оказался программным в ходе медиа-мятежа владельца НТВ Владимира Гусинского против такой смены власти, что и привело к силовому захвату канала 14 апреля 2001 года. Поэтому, по мнению Сергея Эрлиха, следует согласиться с лидером «бравой команды» Евгением Киселевым, который счел уместным отождествить чрезмерную жестокость «питерского чекиста» «с удушением декабристов на кронверке Петропавловской Крепости по велению Николая Палкина». Я бы, однако, отметил при этом, что «декабристы» на этот рад были «удушены» не вполне, а «сорвались» и вполне «оторвались», тут же отправившись «душить» коллег из ТВ-6. Так расценили очевидцы стремление Киселева «строить новый телевизионный дом с нуля»: «Такого по отношению к НТВ не позволяли себе даже Кох и Йордан» (http://www.wps.ru/ru/pp/politruk/2001/04/18.html). В дальнейшем он с аналогичным настроем, сменив медиа-ориентацию, занялся было и перестройкой газеты «Московские новости». Так что, при всем антидемократизме властной реакции, медиамятеж НТВ если и можно сравнить с восстанием декабристов, то только в том смысле, что как будто бы на Сенатской площади они опять потерпели поражение, но при этом успели со шпицрутенами в руках отыграться на базе запасного Черниговского полка, предоставленного в полное распоряжение медиа-соперником Гусинского Борисом Березовским. В книге мельком обозначена проблема герценоподобия, переходящего в троцковидность членкора-олигарха. К сожалению, автор не упомянул о глянцевом «Колоколе», несколько номеров которого он выпустил в Лондоне. Второй, в наибольшей степени исполненный декабризмом сюжет (автор явно обещает в перспективе разработать что-то вроде точных «философических таблиц» степени декабризма всех явлений и деятелей России) — «Декабрист Ходорковский: триумф метафоры». В случае с делом ЮКОСа Эрлих констатирует организацию целенаправленного вбрасывания данной метафоры в общественное сознание с целью вхождения в историю литературными средствами. Сам Михаил Ходорковский напрямую себя с декабристами не отождествляет, но жену называет не иначе как «декабристка» и «благодарит» власть за то, что он был сослан именно в «край декабристов». Матери сравнивать сына с декабристами не возбраняется, как и журналистам и соратникам Ходорковского, которые организовывали пикет солидарности с Ходорковским возле памятника декабристам в Екатеринбурге или на площади декабристов в Чите. И все это — на фоне 180-летнего юбилея восстания декабристов. Эрлих приводит укоризненные рассуждения Александра Казинцева на страницах журнала «Наш современник» по поводу незнания истории в высших эшелонах власти: «Вообще они вчистую проигрывают информационную войну его команде. Спустя три года после ареста Ходорковский умудряется оставаться активным действующим лицом российской политики… Резонно желание начальства запрятать опасного узника подальше, в забайкальскую глушь. Но почему обязательно в окрестности Читы, где во время оно томились в остроге овеянные героическими мифами декабристы? И почему именно в год 180-летнего юбилея восстания? Конечно, в Кремле плохо знают историю вообще, и отечественную в частности. О декабризме там имеют представление еще более смутное, чем в современной школе… А с той стороны всё знают, обо всем помнят и всё используют». Историю, действительно, политикам не мешает знать. Однако оппозиционер следующего призыва Гарри Каспаров не разделяет мнение о «пиар-ошибке властей», благодаря которой Ходорковский в массовом сознании может ассоциироваться с декабристами: «Мне кажется, что такая ассоциация сегодня, увы, под силу только незначительной части общества. Кроме того, возможно, что, с точки зрения засевших в Кремле власть имущих, ассоциация с проигравшими декабристами не будет работать в пользу опального олигарха… Власть нашла действительно худший вариант для Ходорковского». Все же снежный ком декабристских метафор вызвал опасения власти, которая целенаправленно погасила пафос юбилея и заказала черный пиар в правительственных СМИ не только против «декабристов», но и декабристов как таковых (оказывается, Пестель занимался махинациями с солдатскими панталонами). «Миша-декабрист» стало звучать как «Паша-мерседес». По мнению Эрлиха, дело Ходорковского в целом все же негативно сказалось на имидже российской власти. На имидже в глазах западных наблюдателей — разумеется, да, однако отнюдь не на ее внутренней электоральной устойчивости. Фильм «Звезда пленительного счастья» по популярности все же никак не может сравниться с «Местом встречи изменить нельзя» с его лозунгом «Вор должен сидеть в тюрьме» (ну, хотя бы один). Это для интеллигенции «ворюга… милей, чем кровопийца». В третьем сюжете «Декабристы с “лимонкой”: отказ от метафоры» Эрлих устанавливает изобретателя метафоры «декабристы из НБП» (Лев Сигал в сетевом пространстве russ.ru). По мнению Эрлиха, «вбрасывание» декабристской метаформы со стороны СМИ имело стихийный характер и широкого отклика у общественности не вызвало. Несмотря на календарные совпадения некоторых политических акций «лимоновцев» с годовщиной восстания на Сенатской площади, эта метафора была отвергнута самим Эдуардом Лимоновым, призывающим сбросить с «Боинга современности» декабристов вместе с Пушкиным (призывая своих партийцев вдохновляться на пути к оранжево-лимонной революции партийными же историями большевиков, итальянских фашистов и германских нацистов). Что же касается метафор, остается: Лимон-Гапон, к чему можно добавить — политический Гумберт и литературный Лева Задов. Почти половину книги занимает заключительный, четвертый сюжет «Марш несогласных декабристов: дискредитация метафоры». Журналисты Артем Кречинский и Александр Минкин стали застрельщиками — не столько декабристизации «несогласных», сколько несогласизации декабристов. Оказывается, 14 декабря 1825 года на Сенатской площади произошло вовсе не восстание, а вполне мирный «марш несогласных», с чем, однако, не увязывалось убийство безоружного парламентера Милорадовича и гибель выведенных обманным путем на площадь рядовых солдат. Чем и воспользовались противники оппозиционеров в сети: «все эти несогласные, жрущие и пьющие с кремлевскими, белковскими и т.п. на приемах и фуршетах, дальше от народа, чем даже декабристы». «На..я надо махать красной тряпкой перед быком» — подобные анонимные отзывы автор, кажется, склонен рассматривать также сознательным «вбросом» антиметафор, а не стихийным гласом уже не мальчика, но мужа. Такие оппозиционеры как Каспаров и Лимонов, в отличие от любимого последним Ленина, задавшего с сугубо утилитарными целями формулу «трех поколений», не смогли подключить свои политические проекты к действенным мифам противостояния власти. Правила политической борьбы не совпадают ни с жесткими алгоритмами шахматной игры, ни с безудержными литературными фантазиями и самолюбованиями, пренебрежительное отношение шахматного короля и литературного хулигана к декабристам — доказательство их политической несостоятельности. В то же время, их политтехнологические оппоненты предприняли нетривиальные меры по отсечению нынешних оппозиционеров от живительного декабристского мифа. По мнению Эрлиха, в последнем случае имела место антидекабристская спецоперация, в результате которой сама историческая «метафора мятежа», ранее резонировавшая с самыми чувствительными струнами интеллигентской души, заметно утратила своих сторонников и «все больше наших современников считают героев 14 декабря “зажравшимися барчуками”». Трудно сказать, действительно ли такое отношение — результат «спецоперации», или это все же «естественная» реакция общества, в котором оппозиция оказывается от народа «дальше», чем даже власть. Есть легенда, что дадаизм был фактически сформулирован Лениным, когда он в популярном среди парижской богемы кабачке в нетрезвом виде только тряс головой и произносил на потеху публике: «Да-да»[1]. Может быть, России все же нужно аналогичное «де-де» — дедекабристизация, поэтому она ей особо и не сопротивляется? Впрочем, подождем ответа на вопрос, похоронен ли окончательно декабристский миф, или он сможет снова восстать из-под пропагандистского пепла, который автор в своем исследовательском самостояньи намерен дать в последующих своих самоизданьях (материалы данного исследования ему в СМИ опубликовать не удалось, пришлось издавать книгу в лично самим созданном и раскрученном издательстве). [1] «Настоящее разрушение языка, которого так упорно добивается сюрреализм, заключается не в бессвязности или автоматизм е речи. Оно коренится в лозунгах». А. Камю. Бунтующий человек. М., 1990. С. 190. |