МЕЖДУНАРОДНЫЙ ЖУРНАЛ ИССЛЕДОВАНИЙ КУЛЬТУРЫ

Ритмы киногламура в геополитическом любовном треугольнике[1]

«Здесь мы, в сущности, смягчаем мнение кинокритика Екатерины Барабаш: "духовный гламур, беспощадный по форме и бессмысленный по содержанию"», — резюмирует свой разбор авторского кинематографа Андрея Звягинцева киевский культуролог Ольга Кириллова. Чем-то такое «смягчение» напоминает попытку героини третьего, лишь по касательной попавшего в данный обзор, фильма этого режиссера «Елена» смягчить «бесчувственное» сердце дочери своего мужа — перед тем, как оттяпать у нее причитающееся ей по воле уже почти покойника, наследство. Более плодотворным представляется продолжить поиск киногламура на территории своеобразного эстетического гламурного кондоминиума, с фактически уже состоявшейся новой съемочной Переяславской кинорадой.

«Островокрымский» текст — субтекст крымского текста, и он вполне явно проявился и в кино, хотя до экранизации самого романа Василия Аксенова дело пока не дошло. Вот в фильме Алексея Попогребского и Бориса Хлебникова «Коктебель» (2003) отец и сын едут в указанное в названии место. По пути отцу удается было обрести свою, пусть и не крымскую Нереиду, но сын, резко, в нецензурной форме, охарактеризовав сам процесс взаимодействия старших, увлекает спутника далее, в утопию летающих без мотора планеров и реальность сплошного торгового лотка. Лишенным семейных уз, но сохранившим поколенческое противостояние героям удалось обрести свой остров, правда, на крайнем севере в другом триумфальном фильме, снятом А. Попогребским самостоятельно, «Как я провел этим летом» (2009).

Крым остается местом безмятежного отдыха (пространство Нереиды), но и бегства от условностей (пространство Лолиты). Грустноватый, как отдых в несезон, фильм «Из жизни отдыхающих» (1980, Н. Губенко) у горы Ай-Петри на новом уровне отразился в отвязном промискуитете обеих парадигмальных героинь, на фоне «усомнившегося Макара» (в своей сексуальной ориентации) в исполнении Гоши Куценко, в фильме «Дикари» (В. Шамиров, 2006). Впрочем, все они все же более уместны под сенью Карадага, чем грозные пришельцы от Бондарчука. Похождения местной нереиды, многократно ускользающей от влюбленного в нее правоохранителя в своем устремлении в столицу постсоветского гламура, изображены в комедии «Догнать брюнетку» (Н. Новик, 2008). Уже в виде пригородов Москвы героиня вдруг повелевает развернуть машину обратно, решив вернуться в родную пену. Истинной же героиней гламура в собственном соку, фильма «Фото моей девушки» (А. Колмогоров, 2008), манипулировавшей чувствами столичной подруги крымского «торговца закатами» (препятствующей тем самым ему продолжить фотокарьеру в Москве, где подруга эта работает в глянцевом журнале), оказалась соседская лолита.

По своему подтверждает нашу гипотезу о Крымском тексте как генетически южном полюсе Петербургского текста, который позже попытался вывернуть наизнанку М. Волошин, отпровергнувший туристический взгляд на Крым поэт ов-предшественников, и фильм «Глянец» А. Михалкова, при том, что в этом фильме смонтированные эпизоды отдыха представителей нынешней элиты показывают отнюдь не крымские, а более южные, до бразильских включительно, пейзажи.

Чисто содержательно фильм можно назвать и так — «Выстрел в тумане по воробьям» (но только по воробьям, в отличие от Ф. Бондарчука, экологически безвредный выстрел), если иметь в виду одну из заключительных сцен, в которой опять же телохранитель устраивает собственный катарсис своей ущемленной любви к устраивающей гламурную карьеру любой ценой подруге. Две же самые последние сцены сначала презентации журнала с портретом оказавшейся живой героини на обложке и ее чествование именитыми гостями, а потом структурируемой бульдозером мусорной свалки, покрытой обложками этого же журнала, соответствуют реальным ритмам московского нью-петербурга как тусовки на игле энергетической трубы и Крыма как неоправданно дорогого пляжа на трубе прохудившейся канализации.

«Да, отольются тусовочной Москве ее «тодсы», «прады», «гламуры» и «галереи». А потом, потом вся эта мерзость опарышами поползет в регионы, о судьбе которых они сейчас говорят с таким пафосом. Доесть разлагающийся труп России. Хотя, конечно, все это мои фантазии и революции закончатся, так и не начавшись, как только появится первый более-менее солидный взнос от спонсоров и будет пущен на личные нужды Вождей. Бабло опять победит зло и все такое». В основном на такой свалке происходит действие фильма «Жесть» (Д. Нейдман) как вывернутого гламура (при том что в этом как бы Крыму в кабинете представителя властных структур висит портрет российского тогдашнего президента). Настроенная на разоблачения власти журналистка попадает в среду ее обитателей, безуспешно пытаясь хотя бы пару из них вернуть в легальную жизнь.

Визуальность — пьянящее зло в принципе, считает Ф. Джеймисон, исходя из своей платоновской интуиции глаза. «Визуальное является по своему существу порнографическим», — таким лозунгом открывает он книгу «Росчерки видимого» (1990), дополняя его другим емким лозунгом концепции «Всегда историизируй», открывающий «Политическое бессознательное» (1981). «Порнографическим» — в меру реализации тенденции к пустому рассматриванию визуального объекта как «голого тела» с превращением самого рассматривания в самодостаточный процесс извлечения бессмысленного удовольствия[2]. Так что любой фильм, по его мнению, является порнографическим — в большей или меньшей степени.

Порнографический экранный элемент (в смысле взаимодействия с мозгами зрителей, по принятым юридическим меркам это, вероятно, можно расценить как липкую эротику) был введен в российскую внутриполитическую жизнь в 1999 году «документальным» сюжетом по второму гостелеканалу, о сексуальных похождениях с двумя «лолитами» человека, похожего на прокурора Юрия Скуратова. Это было образным обоснованием скорой прокурорской отставки и закрытию ряда разрабатываемых дел о коррупции в высших эшелонах власти (сюжет затем не раз использовался в художественном кино). Через некоторое время на данное поприще вступил рожденный в сапоге ходока к Индийскому океану Владимира Жириновского, а затем переселившийся в медиально-контрацептивные изделия претендент на роль всероссийского Гумберта Алексей Митрофанов (имеется в виду его тесная связь с эстрадной группой «Тату», которую он как депутат Госдумы пытался представить к награждению Орденом Дружбы). По совместительству он стал сопродюсером эротического фильма «Юлия» с участием актеров, похожих на Юлию Тимошенко и Михаила Саакашвили. Закономерно был бы ожидать от более или менее дружеских республик, учитывая и их немалую кинематографическую потенцию, ответного кинохода, типа ассоциаций циркового дуэта Юрия Никулина и Михаила Шуйдина с тандемократией. Ну, а повышение политической роли патриарха, на фоне давнего крымского призыва М. Волошина в статье «Вся власть патриарху!» (1917), вполне могла бы быть рассмотрена как возвращение к гайдаевскому трио - от «Самогонщиков» до вояжа «Кавказской пленницы».

Однако «вместо» этого — кипение чисто гламурных страстей в российско-украинском фильме «Глубокое дыхание» (В. Пендраковский, 2007), с попутной аннексией «Тамани» (конечно, не самого полуострова, поскольку события разворачиваются как раз на противоположном, керченском, берегу, а одноименной повести М. Лермонтова). Дискурс гламура утверждает, что первым гламурным романом был «Евгений Онегин», а антигламурным — «Герой нашего времени», но указанный фильм огламуривает лермонтовский сюжет так же решительно, как вводимый-выводимый в его лакуну «оппозиционный» политик, очертаниями и дискурсом напоминающий политика Митрофанова, охмуряет ностальгирующий местный электорат. Не такой уж и лишний, благодаря покровительству столичной Нереиды бальзаковского возраста, очередной ударнице гламурного производства, герой нашего времени («гламурный поддонок», как обозначает этот тип А. Тихонова[3]) навещает родные места и натыкается на подросшую по соседству лолиту, сохранившую на него свои виды. Контрабандистам теперь нет нужды плавать в Турцию, для впечатления риска волнующегося Керченского пролива вполне достаточно. Один из них, по своему влюбленный в не им соблазненную лолиту, счел героя все же абсолютно лишним, выстрелив в него в конце из двустволки, но Нереида самоотверженно подставила под пулю свою грудь.

Царством более позитивного крымского треугольника без аннексий и контрибуций, гостеприимного прибежища всех здоровых гламурных сил извне, стал следующий совместный фильм «Маша и море» (2008, А. Даруга, по повести Л. Лузиной). По сему случаю произошла даже полная демилитаризация (согласно лозунгу «мир, дружба, жвачка») культа местной, еще таврского происхождения, богини Девы, которой приносились в жертву чужестранцы, превращенная в какую-то вегетар ианскую «богиню любви».