Гаджеты и смыслы (Интернет-технологии и их влияние на культурные практики) |
Автор: Valentina Metalnikova |
09.11.2011 17:25 |
Нулевые: итогиСегодня принято то и дело подводить итоги. Кажется, еще совсем недавно общество формулировало важнейшие выводы последних лет — и приурочивало это к рубежу тысячелетий. Сейчас все чаще встречаются попытки оценить итоги уже первого десятилетия нового века. В самом деле, «нулевые» годы обладают очевидными специфичными признаками, убедительно отделяющими их от реалий прошлого века. Прежде всего, это возникновение и бурное развитие новых коммуникативных технологий. Интернет, мобильные телефоны, видеосвязь и прочие новации проникли во все сферы нашей жизни. И еще недавно многим казалось, что они изменили мир. Впрочем, сегодня степень влияния гаджетов на смыслы, media — на message выглядит явно преувеличенной. Вслед за экономическим разочарованием (крахом биржевой эпохи «доткомов») подступает и разочарование социальное. «Высокотехнологичное» общение (точнее, общение, основанное на технологических достижениях последних лет) еще недавно считалось новой ступенью в становлении и развитии как отдельных индивидуальностей (рассматривавшихся преимущественно как творческие и наделенные гражданской ответственностью), так и гражданского общества в целом. Ожидалось, что новые виды коммуникации наконец позволят каждому найти собственный круг общения, откроют небывалый простор для личностного самовыражения, творческого раскрытия индивидуальности в самых разных аспектах. Но по мере внедрения сетевых форм коммуникаций в повседневность, освоения их всё более широкими социальными слоями, в обществе нарастает разочарование. Точнее, спадает очарование новизны и восторженных ожиданий. Вспоминается фраза Ильи Ильфа: «В фантастических романах главное это было радио. При нем ожидалось счастье человечества. Вот радио есть, а счастья нет» (http://az.lib.ru/i/ilfpetrov/text_0230.shtml). Выясняется, что новые технологии, похоже, остаются только в цивилизационном поле, не создавая качественно новых культурных смыслов и не формируя качественно новых культурных практик. История вопросаКак отмечают эксперты, критика новых медиа возникла одновременно с самим феноменом и имеет уже весьма разработанную методологию и собственную теоретическую традицию. При этом трактовка этих технологий как новых социальных практик была вовсе не таким уж повальным увлечением. Но апологеты «новой реальности» звучали громче. Сегодня, с нашим опытом наблюдения за PR-кампаниями, может даже показаться, будто массированная кампания продвижения идеи «информационного общества» была не такой уж и спонтанной. Смущает само единодушие акцентирования преимущественно «цифрового» характера этой замены. К примеру, нашумевшая работа Александра Барда и Яна Зодерквиста «NETократия. Новая правящая элита и жизнь после капитализма» (текст книги — http://lib.rus.ec/b/125844/read) , вышедшая в 2000 году, сразу попала в списки бестселлеров. Напомним ее основной посыл: «Сеть изменяет практически все в нашей жизни. (…) Господство интерактивности в качестве главного атрибута информационного обмена приведет к полной смене самих основ установившегося порядка, или, говоря научным языком, к изменению парадигмы существования…». При этом вышедший в том же 2000 году уже вторым изданием фундаментальный труд Ф. Уэбстера «Теории информационного общества»[1] вовсе не произвел такого фурора. Более того, Уэбстер вспоминает, что «некоторые рецензенты первого издания (…) выразили недоумение: в книге отражено столь критическое отношение к понятию информационного общества, что неясно, зачем было ее писать». В самом деле, Уэбстер, основательно разбирая умопостроения своих научных оппонентов (напомним, он делит их на две группы: адептов идеи информационного общества, провозгласивших возникновение социума нового типа — таких, как Ролан Барт, Жан Бодрийяр и Мануэль Кастельс, и сторонников взгляда на информатизацию как на продолжение ранее установленных отношений — в их числе Энтони Гидденс и Юрген Хабермас), не слишком жалует тех, кто, не будучи профессиональным ученым, выступает скорее как культуртрегер «новой реальности». «Слишком многие «практики», вдохновленные информационной технологической революцией, пришедшие в восторг от Интернета, не представляющие своей жизни без электронной почты, проживающие в виртуальной реальности, превосходящей реальность земную, решили, что могут быстренько осознать социальные и экономические последствия, которые, судя по всему, неизбежно наступят: труд будет трансформирован, в сфере образования произойдет переворот, корпоративные структуры переживут новое рождение, демократия подвергнется переоценке — и все благодаря информационной революции. Подобные поверхностные подходы внесли и продолжают вносить свой негативный вклад в богатую палитру мнений по поводу информационного общества; это происходит и в дешевых книжках с названиями вроде «Микро, ну погоди», «Общество, опутанное проводами», «Оцифрованная жизнь» и «Что будет дальше?», и в университетских курсах на тему «Социальные эффекты компьютерной революции», и в бесконечных речах деятелей политических и деловых кругов, и в не поддающихся подсчету журналистских материалах…». Эти две масштабные работы («NETократия» и «Теории информационного общества») взяты как яркая иллюстрация различия двух полюсов — подходов к самой идее «новой реальности». Идея первой — «Сеть изменяет всё». Идея второй — «При всей важности информации ее формы и функции подчиняются давно установившимся принципам и практикам». Собственно, не менее характерны и личности авторов. Фрэнк Уэбстер — британский профессор, работающий на кафедре социологии Городского университета Лондона. Авторы ««NETократии» — из числа тех, кого Уэбстер называет «креативными работниками масс-медиа» и которые «рассматриваются как проводники в мир информационного общества»: оба — успешные и модные музыканты, писатели, продюсеры. Бард, кроме того, участвовал в таких проектах, как Army of Lovers и Vacuum, а также Z («глобальная сеть борцов против диктаторского режима в Иране»)[2]. Разумеется, со временем взгляды исследователей становятся все более взвешенными. Вот один из примеров: «Сетевые эффекты меняют не все. И проявляются они в разных областях по-разному. Существует несколько социальных областей, в которых эти изменения существенны и очевидны: финансовые рынки, рынки труда, корпорации, группы по интересам, система обмена информацией и массмедиа. Обращает на себя внимание, что повестка дня сетевых исследований почти буквально совпадает с повесткой дня исследования глобализации. И это не случайно. Глобализация и есть один из сетевых эффектов, самых существенных и ключевых. Глобализация обозначает новое качество мира, которое далеко не всегда может быть объяснено действием сетевых технологий»[3]. Важно отметить, что современные исследователи социальных практик и теорий вынуждены (как правило, не изменяя своих позиций) вписывать в свои концепции все новые и новые факты и явления, которые «подкидывает» им реальность. Ведь к «информациональному обществу» имеют непосредственное отношение и теракт 11 сентября, и недавний финансовый кризис, и «жасминовые революции», и твиттеры президентов США и РФ. Да и само распространение сетевых технологий приводит сразу к нескольким последствиям: изменения, привнесенные ими, становятся всё заметнее всё большему числу людей, и всё больше людей могут высказать эти свои замечания. Ай-под и демократияВ мае 2010 г., встречаясь со студентами университета Хэмптон (Вирджиния), президент США Барак Обама подверг жесткой критике предметы, культовые для молодежной среды: новейшие высокотехнологичные гаджеты[4]. Человек, которого пресса именовала «интернет-президентом», назвал компьютерные технологии едва ли не вредными для общества, граждан и демократии в целом. Обама подчеркнул, что современные средства коммуникации могут не следовать ценностям демократического общества, а новые устройства превращают информацию в источник развлечения. При этом эти технологии «слишком отвлекают» и создают давление на общество. Даже самые сумасшедшие заявления получают широкое распространение в Сети, добиваясь активной поддержки тех, кто не потрудился проверить правильность информации, отметил Барак Обама и добавил: «У меня и самого есть такой печальный опыт». Вполне естественно, что это заявление вызвало целую бурю комментариев. Не в последнюю очередь — потому, что было не первым (и, как будет сказано ниже, не последним). «К сожалению все больше политиков в последнее время жалуются на то, что технологии отвлекают от «реальности» и действительно « важных вещей». Я ставлю эти слова в кавычки, потому что в основном они используются в совершенно субъективном контексте, — отозвался Шейн Ричмонд, глава технологической редакции Telegraph Media Group. — Есть масса не технологических способов впустую тратить свое время и не «бороться за свои права и свободу»[5]. Эксперты сходятся на очевидной, в общем, мысли, что «общество, насквозь пропитанное информацией и погруженное в технологии, может быть разрушено этими инструментами, но не по вине гаджетов или СМИ, а тем, как люди распоряжаются своим временем». И еще одна деталь: «Кроме того, я не думаю, что, например, iPod производили для того, чтобы он стал «средством представления прав и свобод» — отмечает Шейн Ричмонд. В самом деле, ожидания непременных социальных прорывов, якобы идущих за технологическими и вроде бы связанных с реализацией основных демократических ценностей (прежде всего свободы слова), упираются в простую констатацию факта: гаджеты — это прежде всего бизнес. Да, с их помощью можно реализовывать социальные проекты. Но характер этих проектов определяют не гаджеты, а их обладатели. Интернет ничего не меняетИстория с заявлением Обамы и реакцией на него экспертного сообщества — яркая иллюстрация к нынешней ситуации в целом. Сегодня, так же, как и в 1990-х, и в 2000-х годах, по отношению к интернет-технологиям можно выделить три основных позиции, две из которых в оппозиции друг к другу, а третья — объективистская, констатирующая. В конце 2010 г. на сайте «Сеть исторических новостей» появилась статья с говорящим названием «Интернет ничего не меняет»[6]. Текст Маршалла По, преподавателя Университета Айовы и автора книги «История коммуникаций», обобщает взгляды целой категории исследователей, разочаровавшихся в обещаниях Сети. «Нам обещали, что Интернет изменит все, — пишет эксперт. — Появится супер-паутина, наша жизнь магически преобразится, мы обретем новые знания и на этой основе трансформируем экономику, революционизируем политику и даже перестроим культуру. Но пора посмотреть фактам в лицо. (…) Пора признать: Интернет ничего не меняет». Прежде всего, отмечает По, Интернету уже 20 лет, это устоявшееся медиа, как телевидение в 70-х. И если до сих пор никакой интернет-революции реально не произошло, то уже и не произойдет. По замечанию исследователя, всё то, что большинство людей делают в Интернете — пишут друзьям и коллегам, читают новости, ищут информацию, общаются, играют, покупают — всё это ровно то же, что люди делали и до Интернета. Электронное письмо — все то же письмо, и по-прежнему пишется определенному человеку и по определенному адресу; онлайновая газета — та же газета, Интернет-магазин — тот же магазин и т.п. «Не будет излишним преувеличением сказать, что Интернет — это почта, газетный ларек, видеопрокат, торговый центр, игровое поле, кабинет для совещаний и казино вместе. Будем честны: это потрясающе. Но это замечательно ровно так же, как замечательна посудомоечная машина: это позволяет вам делать то же, что и всегда, но чуть проще, чем раньше». Полемизируя с давним утверждением Маршала Маклюэна «Media is the Message» («средство сообщения и есть сообщение»), сегодняшний исследователь коммуникаций пишет: «Это замечательный слоган, но на самом деле это неправда. В конечном счете, сообщение — это и есть сообщение». Интернет меняет всёПринципиально иную позицию занимает генеральный директор издательского дома «Коммерсант» Демьян Кудрявцев[7]. Прежде всего он отмечает проникновение Интернета и мобильной связи в обыденную жизнь: «…Чтение сообщений и публикация фотографий упростились и ускорились необыкновенно. В этом (2010 — Ред.) году термин «доступ в интернет» стал окончательно архаичным. Скорее, нужно говорить о доступе интернета во всю остальную жизнь. С одной стороны, мобильный интернет обеспечил синхронное присутствие «всех» на подмосковных пожарах, в палате Кашина, в дальневосточных лесах и на Триумфальной площади. С другой стороны, породил новые сжатые жанры свидетельства и письма, изменил поведение, ухаживание, привычки. И у меня, и у собеседника постоянно звенит и жужжит в кармане, и иногда кажется, что курение было более безопасной и более локальной зависимостью. Сорок тысяч маленьких братьев постоянно следят друг за другом и за тобой, и осмысленный сигнал пропадает в нарастающем гуле подросткового шума, а грамматика начинает зависеть от раскладок клавиатур». Фиксируя нарастание «подросткового шума», глава издательского дома тем не менее считает, что этот гремящий интернет занял принципиально важные позиции в сфере социальных коммуникаций, став едва ли не лидирующей и наиболее авторитетной формой общения: «… Этот год (2010 — Ред.) был важнейшим для русского интернета, хотя свершений, событий, открытий и конкретных памятных дат в нем было немного. Это был год, в который огромное количество мелких (или крупных, но невидимых) изменений переросло в иное качество, перешло в иное состояние среды — деловой и информационной, и социальной, что бы ни подразумевало это слово. Собственно, в этом главное изменение: интернет не только стал независимой социальной средой, или даже для миллионов главной — во многом равной, а во многом обратной обществу в целом,— но и добился этого признания во всем offline community (внесетевым сообществом — Ред.). (…) Именно в этом году русский интернет не только изменился «в целом», но изменил поведение, бытование каждого. (…) Мы больше не включаем телевизор, чтобы увидеть, не открываем газет, чтобы прочесть. Интернет давно перестал быть с краю нашего общения, но именно в этом году он оттеснил на обочину почти все «обычные» средства информации и связи». Интернет — это реальностьТретья, наименее эмоционально окрашенная позиция просто констатирует: Интернет достаточно доступен, влиятелен — но «всё, что мог, он уже совершил». Кирилл Панкратов, доктор философии, преподающий в Массачусетсе и активно пишущий для русских читателей, характеризует становление Интернета, затрагивая и его хронологию в целом, и специфику русскоязычной Сети в частности: «На самом деле по-настоящему революционные изменения произошли раньше, в середине 90-х. В России и на Украине они были замечены несколько позже, во-первых, из-за недостаточной технической продвинутости, во-вторых, потому что наши страны были слишком заняты внутренними проблемами, связанными с крушением СССР. Но уже к концу 1995-го я мог бродить по сети в манере, мало отличающейся от сегодняшней. Уже были новостные сайты, поисковики, форумы.... Интернет, каким мы его знаем сегодня, в своей основе был сделан всего за пару лет — примерно с 1994 по 1996. Это была фантастическая технологическая революция, одна из самых ошеломляющих в истории. Дальше шла доработка. Другая важнейшая революция — массовое появление мобильных телефонов, тоже произошла тогда, в середине и конце 90-х, хотя в менее продвинутых странах она приходится на начало «нулевых». За десятилетие «нулевых» появились очень важные изменения, такие как массовая блогосфера и социальные сети, а также геолокация — массовое распространение спутниковой навигации и её интеграция с интернетом и мобильной связью. Но в целом изменения шли гораздо медленнее, чем в революционные годы середины 90-х. А предыдущая технологическая революция, приближающаяся к интернетной по значению, совершилась за 15 лет до неё, в начале 80-х, с появлением персональных компьютеров. Сегодня, в 2010, прошло тоже 15 лет после интернет-революции. Но новой гигантской волны, сравнимой с вышеупомянутыми, пока не видно даже на горизонте»[8]. Три позиции и реальностьВозвращаясь к характеристикам Интернета в целом, стоит отметить то, что так часто упускается из виду: доступ во Всемирную сеть со всеми ее возможностями, в том числе социальными, зависит от целого ряда вне-сетевых параметров. Хотя в целом «цифровой разрыв» можно считать преодоленным, по крайней мере, для большинства стран, Интернет-активность требует определенных финансовых и технологических возможностей как конкретного пользователя, так и региона его нахождения в целом. «Ледяной дождь», сковавший Подмосковье, ярко показал, что и во вполне благополучных областях возникают ситуации, когда выход в Интернет либо невозможен, либо неважен по сравнению с другими, более актуальными потребностями (например, в условиях вполне реального отсутствия света, тепла и воды). В российской глубинке достаточно поселений, где пенсия считается завидным доходом — там и покупка компьютера, и оплата интернет-соединения трудно представимы как с точки зрения пользователя, так и с точки зрения продавцов этих товаров и услуг. Помимо финансовых и технологических возможностей, необходимых для вхождения в Интернет, глобальная сеть требует от пользователя еще и времени, и определенных навыков. Поэтому сегодня лучше всего чувствуют себя в Сети молодежь и подростки, а также те взрослые, кто располагает свободным временем и\или связан с компьютерными технологиями по службе. Пожилым людям Интернет дается с некоторым трудом, тем более, что они в России зачастую не обладают ни деньгами, ни телефонами или компьютерами для активного освоения этой сферы. Уже цитированный текст Демьяна Кудрявцева в свете этих наблюдений приобретает иной характер. В самом деле, отмеченный им «доступ интернета во всю остальную жизнь» касается отнюдь не всего населения страны или даже Москвы, а только тех, у кого «постоянно звенит и жужжит в кармане»: достаточно обеспеченной и досужей прослойки россиян, прежде всего молодежи. Вполне логично поэтому, что реально значимые события «пропадают в нарастающем гуле подросткового шума». На деле Интернет в России «формирует общественное мнение» только для узкого круга людей, так что его значимость не стоит преувеличивать. Косвенным подтверждением этому служат и приписываемые Интернету явления последних дней. «Сообщества, явным или нечетким образом сформировавшиеся в интернете, в прямом смысле вышли на улицы. Они тушили пожары, получали скидки в барах и магазинах, спасали детей, ругали власть, перекрывали трассы и закрывали стройки, громили витрины, защищались и убивали. Сеть выступила организатором пользовательских масс, полностью переиграв на этом поле традиционные институты — газеты, партии, кухни, стадионы и лагеря, — пишет глава издательского дома. — Публичная реакция чиновников всякого ранга на твиты Навального и друг друга на этом фоне смотрелась, как старый фильм — неловко и не смешно, какие-то рынды и червяки». Однако все события, описанные столь широкими мазками, вовсе не такие уж массовые. В самом скандальном и многолюдном митинге на Манежной площади приняло участие вряд ли более 10 тыс. человек — капля в море для многомиллионного города. К тому же сравнимые по масштабу акции футбольные фанаты организовывали и ранее, и без помощи Сети. Практика групповых скидок, о которой идет речь в цитированном абзаце, также не требует масс — акция считается состоявшейся, если в ней принимает участие несколько десятков человек (иногда всего 10), наиболее удачные предложения собирают аудиторию до 180–200 человек. Вполне характерны также товары и услуги, предлагаемые для группового участия: это кафе и ресторанчики, СПА и фитнесс-центры, кино, а также модные развлечения: прыжки с парашютом, зорб (водные шары) и т.п.. Все это — занятия для людей, располагающих достаточными средствами и достаточной беззаботностью. Виртуальный мир и реальные переменыНаши «нулевые» годы обладают очевидными специфичными признаками, убедительно отделяющими их от реалий прошлого века. Есть риск, что эта яркость ослепит исследователя, и локальные свойства наличной отечественной культуры могут быть приняты за глобальные культурные тенденции. Всемирная сеть, равно как и мобильная связь, стали выдающимися технологическими прорывами последних лет. На родине этих новаций они развиваются раньше, активнее и успешнее, чем в других регионах. И там надежды на «социальную компьютерную революцию» уже развеялись. За пределами Европы и США проникновение Интернета в ряде случаев совпало с мощными общественно-политическими потрясениями. Поэтому наличная социальная реальность может рассматриваться как результат этих потрясений, а может, в результате совпадений, приписываться влиянию Интернета. Вот только один из таких примеров. Как пишет в уважаемом журнале «Эксперт» Максим Соколов, «…Мы действительно живем в информационном обществе, где период полураспада информации крайне короткий. Подобно тому, как на финальной стадии гиперинфляции безумно делать сбережения, поскольку завтра стоимость пачки купюр упадет вдвое, через неделю — до нуля, а потому тратить надо сегодня и немедленно, так в эпоху информации надо обыгрывать события примерно с той же скоростью, а держать паузу — то же самое, что копить гиперинфляционные миллиарды. (…) Это первый такой опыт в истории»[9]. Обилие разнородных сведений и позиций, ускоряющееся умирание «новостного повода» — несомненная и зримая реальность. Однако вполне вероятно, что такая роль скорости обнародования информации нова только для отечественной культуры. Дело здесь может быть не только и не столько в Интернет-технологиях, сколько в отмене цензуры, появлении изданий самого разного толка. Эта дробность и сенсационность по сравнению с достаточно цельным, тяжеловесным и фундаментальным новостным фоном, создаваемым советскими СМИ, скорее всего, и становится основной п ричиной «гиперинформации». В странах, где свобода печати, включая не только разнонаправленные политические, но и откровенно желтые издания, существует заметно дольше, чем интернет, важность быстроты журналистской реакции, так же, как и сокращение времени воздействия самой скандальной новости — давно отмеченный факт. Разумеется, это наблюдение не отменяет очевидного нарастания информационного вала. При этом достоверность информации небезупречна, а из-за скорости ее поступления нередко и непроверяема. В такой ситуации возрастает возможность манипуляций общественным мнением, подмены информации — эмоциями. Эти положения действительно выходят за пределы постперестроечной России и носят более универсальный характер — ведь именно об этом говорил в своем выступлении и президент США Барак Обама. Резюме
[3]Назарчук А. В. Сетевое общество и его философское осмысление. http://ec-dejavu.ru/w/WWW.html [4]http://www.dailymail.co.uk/news/worldnews/article-1276738/Barack-Obama-attacks-iPods-high-tech-gadgets.html |